Редакторы - псы цепные

[Уткин В.В.]

Редакторы - псы цепные.
Авторы вспоминают своих первых, вторых и потом главных редакторов примерно как послевоенные дети своих отцов. Вот мы решили с Мишкой сбежать на Северный Полюс в экспедицию; взяли из дома (…, додумайте), все потеряли, как же отец меня выпорол!
Как-то так.
Редакторы правят тексты, воздвигая из себя стену. Полосу препятствий. Настоящую. На которой можно и погибнуть. Не фактически; разве только профессионально, но ведь это мечта, а с мечтой расставаться в определенном смысле тяжелее, чем с жизнью. Потому что умер-то ты, а оплакивают тебя уже другие. А тебе все равно, если ты, конечно, не Том Сойер, единственный, кто побывал на собственных похоронах, пусть и будучи литературным героем. Во всех иных случаях лежишь себе, весь такой прохладный, умиротворенный. И безразличный.
А с неслучившейся мечтой ты кще долго живешь сам. Причем один. Кому объяснить, что это для тебя значило?
В это небытие отправляют малоталантливых, или малонастойчивых, или еще каких не выросших репортеров настоящие редакторы. Цепные псы. Никто их не любит. Даже если текст (сюжет, ролик) прошел - он все переделал, ты чувствуешь себя придурком, или, наоборот, в сопли счастливым, если среди этого разгрома тебе досталось замечание: текст говно, но вот этот вопрос - блеск, молодец.
Сегодня не стало Макса Андреева, удивительного редактора, которого все любили. Макс, когда я его узнал, работал сперва в спортивном разделе Известий, потом - и долго, и крайне плодотворно - в журнале Pro Спорт. Но это была вторая, даже третья, во всяком случае - из известных мне жизней Максима. В предшествующей он был одним из лучших пишущих по-русски кинокритиков. Как и почему он бросил это дело и стал топовым редактором в спортивном журнале, я не знаю. А как он стал кинокритиком, вообще не требует объяснений.
Он вырос в кинотеатральной среде. Его мама, Лора Андреева, выдающийся кинофотограф. В их скромном доме перебывали все звезды советского экрана. И многие задерживались. Они были Максу дядей Сашей, дядей Мишей, тетей Ниной.
Про папу Макс никогда не рассказывал. Не знаю ничего.
Повзрослевший Максим шагнул в реальный мир тем не менее не со стаканом виски в руке, а рабочим сцены в театре на Малой Бронной. Ведь его мама просто фотографировала, хоть и блестяще.
Но я знал Макса позже. Человек безупречного вкуса, улыбчивый и добрый. Он умел быть беспощадным к текстам, но не к авторам. Во многом благодаря этой его бережливости в Про Спорте выросло столько авторов, стартовав из тех же многообразных соплей.
Знаете, мои тексты часто просто боятся править. Только б написал. И пишу я почти всегда под дедлайн. Но редактор необходим любому автору. Чем важнее текст, тем важнее эта работа.
Вот я сказал - человек тончайшего вкуса. Вы думаете, такой вкус - это нежный цветок на морозе?
О нет.
Чем тоньше, тем острее бритва. Тем она неумолимее. Потому что это лишь с одной стороны дар или образование; со всех остальных это проклятие, которое не позволяет тебе спокойно мириться с безвкусицей.
Не стать снобом. Не ставить себя выше, чем… Чем нужно. Относиться к своему дару как к обычному инструменту, просто это не долото или рубанок, поинтереснее - но все равно просто инструмент.
Вот таким был Макс, лучший редактор, которого я встречал. Таким автором он был, когда сам писал о кино, но ведь автора подкрепляет самолюбие. А Макс остался таким и уйдя в тень, когда тексты, в которых он де-факто был соавтором, выходили, что нормально для профессии, без его подписи.
Здоровье не позволяло Максу работать в полную силу уже давно. Слабое у него было здоровье. Насколько я знаю, ничего конкретно ужасного с ним не происходило. Но вот как-то к нему все липло. Так началась его четвертая жизнь - в фейсбуке. Он сидел дома, его прогулки были ограничены районом Тропарево. В фб, для своих подписчиков, он создал из этого вселенную. Эта вселенная включала в себя вид из окна, что-то вокруг - дворы, окрестные дома и полувымышленный продовольственный с полувымышленными кассиршами и продавщицами.